Все же он признается, что опасается влияния античного искусства, стоящего на недосягаемой высоте, такого чуждого его галантным композициям.
Никогда еще лауреат «большой римской премии» с таким малым энтузиазмом, в таком подавленном настроении не покидал Париж, как Жак-Луи Давид, уезжая в Рим в 1775 году со своим учителем Вьен, назначенным директором Французской академии в Риме.
Красота античных развалин с конца XV века влечет художников. Уже Мантенья охотнее пишет стержни колонн, чем стволы деревьев.
В XVI веке работа под небом Италии соблазняет многих европейских художников.
Клод Лорен, Пуссен, Эльсгеймер, Рибера и еще многие другие подолгу оставались в Риме, где росту их творческого воображения содействовало не только изучение памятников древности, но и плодотворное соревнование между художниками различных направлений, съехавшихся из различных стран.
До конца XVII века живописцы ограничиваются копированием того, что непосредственно воспринимает их глаз (памятники, развалины, словно дополняющие суровую римскую природу). В XVIII же веке живописец и скульптор принимаются за изучение археологии, находившейся тогда еще в зачаточном состоянии.
В 1713 году при постройке виллы в окрестностях Неаполя произошло нечто неожиданное, послужившее основанием для решительного переворота в области искусства и подготовило так называемую «классическую революцию», яростным поборником которой явился впоследствии Давид.
В 1713 году рабочие, строя какую-то виллу, обнаруживают в земле стены и статуи. Правительство, обеспокоенное этими находками, категорически воспрещает какие бы то ни было дальнейшие розыски и исследования. Пусть все будет снова погребено, пусть больше об этом не будет речи. Глупость и невежество, равное только тупоумию правителей Сиенны, повелевших в XIV веке уничтожить случайно выкопанную статую Венеры. Все же Лоренцетти удалось зарисовать ее, и большая и прекрасная задрапированная статуя «Доброго Правительства» сиеннского городского управления — вот все, что нам служит воспоминанием о древней богине, принесенной в жертву обскурантизму церкви.
В 1738 году в Портичи строительные рабочие обнаруживают под восьмьюдесятью футами лавы гораздо более значительные руины. На сей раз скрыть их невозможно, правительству никак уже нельзя от этого отмахнуться. Какому-то невежественному испанцу поручается в дальнейшем продолжать раскопки, но работы приказано продолжать, избегая всякой огласки.
Раскопки производятся в Геркулануме. Иностранцам (которых изредка туда допускают) запрещены какие-либо зарисовки и заметки. Дю-Бросс просто взбешен этим:
«С геркуланумскими древностями я смог ознакомиться только частично и то мельком, несмотря на все старания кавалера Венути, королевского антиквара, предоставить мне возможность удовлетворить мою любознательность. Люди, показывающие древности, весьма угрюмы и стараются к ним никого не допускать».
Итак, о находках иностранцы узнают только по наслышке. Поэтому любопытство ученых и художников, проживающих в Риме, все возрастает. Чем большей тайной окружают раскопки, тем больше значимости приписывают им путешественники.
В 1750 году гравер Кошен тайком знакомится с древностями ; и зарисовывает их на память, это, однако, не мешает ему спустя несколько лет выступить в «Меркюр де Франс» с подробным описанием того, что он видел лишь мельком.
Велизарий
