В московском Музее изящных искусств под номером 487 хранится малоизвестный автопортрет Давида. Хотя дата на нем и не указана, но нужно думать, что он был написан художником в те годы, когда он посещал салон герцога Орлеанского. Сдержанный, элегантный, как было принято в обществе, от которого он зависел, с напудренной головой, в скромном, не бросающемся в глаза сюртуке серовато-голубого цвета, смягченного еще белизной кружевного жабо и манжет,-таким являлся , молодой живописец в Сен-Лё, где мадам Жанлис советовалась с ним относительно воспитания своих учеников — принцев Орлеанского дома, где он ставил «живые картины», используя для этого «Путешествия» Лагарпа.
До своего отъезда в Рим Давид написал несколько замечательных портретов и в 1782 году возобновляет эту прерванную поездкой в Италию работу.
В портретах Давид слегка упрощает свою манеру письма, они являются объективным воспроизведением модели и не носят следа его теоретических установок. В этих произведениях не отражается концепция «идеала прекрасного». Художник изображает мужчину и женщину без всяких прикрас. В этом он следует великим традициям революционных эпох, когда человек достаточно высокого мнения о своей личной значимости и не чувствует необходимости быть изображенным на портрете в роли какого-нибудь мифологического героя на фоне ласкающего глаз пейзажа или рядом со святым. Человек эпохи великих переворотов находит, что он сам по себе представляет огромную ценность и что его должно писать таким, каков он есть.
Учитывая, конечно, различие стиля, эпох и техники, все же нельзя не объединить, с одной стороны, портреты Клуэ, Голь-бейна, Дюрера и Корнеля де Лион, увековечившие человека эпохи Возрождения, мрачного и сосредоточенного, и, с другой стороны, портреты Давида и Энгра, с которых изображенные на них люди спокойно и уверенно взирают на зрителя. Несколько предметов, связанных с привычками или профессией моделей Давида и Энгра, зачастую находятся на столе и помещены на переднем плане картины. Прекраснейшие натюрморты единственное отступление, единственная деталь, допускаемая в изображении этих столь серьезных людей, довольных собой, довольных своей кастой.
Энгр написал Бертэна, не стараясь его приукрасить. Бертэну — представителю крупной буржуазии, отцу французской прессы, не нужно было для привлечения внимания к своей особе наряжаться богом Паном, как это сделал Регент. Можно ли себе представить буржуазных дам на портретах Давида или Энгра переодетыми пастушками, «Ночью» или «Флорой»? Они желали быть на портретах такими же, как и в своих салонах, значение которых они великолепно понимали.
В 1782 году Давид женится на Шарлотте-Маргерите Пекуль, дочери смотрителя королевских зданий. Давид руководствуется здесь не любовью, желанием «устроиться». Весьма веская, серьезная причина для брака в солидном буржуазном обществе! Зять пишет портреты тестя и тещи: «Мадам Пекуль» (Лувр)- умная, довольная собой женщина, с румяным лицом, вся в кружевах, обвешанная бриллиантами, с жемчужным ожерельем на шее. «Мсье Пекуль» (Лувр)- почти настоящий придворный, но с хитрой улыбкой и толстыми, широкими руками, сумевшими при помощи этой улыбки нажить и золотую табакерку, которой он словно играет, и золотые пуговицы на сюртуке, и золото, которым расшит его жилет, и, наконец, приданое Шарлотты-Маргериты, его дочери.
Затем следуют и другие фамильные портреты: славного заботливого дяди, архитектора Демезон (собрание Давида — Уэлл), которого тоже можно было бы принять за придворного, если бы он не опирался на стол, где лежат его планы, а на них линейка и циркуль.
Лепелтье де сен Фаржо