Заслуга Давида состоит, главным образом, в умении объединить и синтезировать новые воззрения и показать в эмблемах и образах смысл и значение колоссального размаха событий, переживаемых страной. В эмоциональной части этого торжества нельзя отрицать влияние Руссо, а равно и идеологии Робеспьера.
Разве она не чувствуется в этих словах:
«Не должно быть ни богатых, ни бедных, избыток-это подлость. Нужно достичь такого положения, когда различия порождаются самим равенством, когда отечество обеспечивает благосостояние каждого».
Таким образом Давид, создав грандиозные живые фрески, сделал доступными зрительному восприятию широчайших масс основные цели Конвента.
Живопись романской эпохи превратила стены церквей в библию для неграмотных, не только поучая житию святых, но и внушая смиренным и простым душам страх загробных мучений.
Этими шествиями, в которых участвовали подкидыши, старые супруги, калеки и несправедливо осужденные каторжники, где шли рядом, без различия классов, работники умственного и физического труда, белые и чернокожие, Давид, правда, не написал «библии для неграмотных», но прекрасно иллюстрировал «Декларацию прав человека и гражданина». Его познания мизансцены и театральной техники помогли ему, конечно, во многом при организации революционных празднеств, а дружба с Тальма сказалась в распределении ролей, в общем распорядке и размещении отдельных групп.
Сумма в миллион ливров, ассигнованная Конвентом на этот праздник, показывает, какое большое значение придавали ему представители народа. Медаль, выбитая Дюпре в память этого праздника, была роздана членам Конвента и восьмидесяти шести комиссарам.
Спустя несколько месяцев Давид организует «Праздник в честь Верховного существа». За исключением некоторых деталей, он весьма походит на «Праздник Возрождения». Только музыке отводится здесь гораздо больше места. Социальное значение пения полностью определилось на этом празднике. Робеспьер поручил Госсеку написать гимн в честь Верховного существа. Гимн должен был исполняться хором из двух тысяч четырехсот голосов, а припев «Отец вселенной — Высший разум» подхватывается всеми присутствующими. Накануне этого праздника все певцы, все профессиональные музыканты Парижа разделили между собой улицы столицы; они собирали народ, чтобы разучить с ними песнь Госсека.
На следующий день, во время праздника, припев исполнялся и прекрасно исполнялся сотнями тысяч голосов. Широчайшие народные массы, обученные музыкантами, осознавшими свое значение, объединились в едином порыве, которого уже никогда больше не видела Франция. И только по прошествии ста двадцати трех лет, далеко на востоке пустили ростки, произросли и расцвели семена, посеянные 8 июля 1794 года Робеспьером и Давидом.
Торжественное погребение двух юных героев — Бара и Виола, останки которых должны были быть 10 термидора перенесены в Пантеон, конечно, не состоялось. Эта манифестация была последней, которую было поручено организовать Давиду. Предполагались танцы, пение и хоровая мелодекламация, эмоциональная сила которой не подлежит никакому сомнению.
Сразу же после 9 термидора Мари-Жозеф Шенье, которого новые властители Франции предпочитают Давиду, мстит своему бывшему другу и собрату, отмечая его дурной вкус. 27 вандемьера Давид заключен в тюрьму, и для Шенье поле действия свободно. Он с необычайной резкостью выступает против Давида, старавшегося при организации празднеств предусмотреть каждую деталь, вопит о невежестве, о варварстве, о мишуре, о лохмотьях участников шествий, хотя сам являлся одним из вдохновителей их. Реакция с благоволением внимает критике Шенье, одобряет его и назначает организатором празднеств, вместо сидящего в тюрьме Давида.
Однако организация празднеств не поглощает все внимание Давида. Нельзя не поразиться его энергии за годы 1793-1795, его активность в это время как будто удесятерилась.
В 1793 году, после представления в Конвент плана реконструкции Лилля и Тионвиля, его занимает мысль об украшении Парижа. Его докладная записка относительно символической статуи «Французский народ», которую он предполагал воздвигнуть на площади Пон-Неф, дает основания к самым сильным нападкам. Защитить эту статую не представляется возможным. Любопытно одно место из этой докладной записки: «Изображение французского народа должно поражать своею мощью и простотой. На лбу статуи должно быть большими буквами начертано: «Свобода», на груди — «Природа и Истина», на руках- «Сила», на кистях рук-»Труд».
Пусть изображенные на одной из рук статуи фигуры Свободы и Равенства прижимаются друг к другу, готовые обежать весь свет и показать всем, что вечной опорой им служат Дух и Добродетель народа».
Пьедесталом для этого странного скульптурного ребуса должны были служить статуи с разрушенного королевского портала Собора Парижской богоматери. К счастью, Александр Ленуар, большой знаток средневековой археологии, вмешался вовремя и заставил перенести эти статуи в хранилище Пти-Огюстен, а затем в Музей французских памятников.
Персонаж из Орлов
Насилие над Лукрецием
