Идеи Давида по части украшения Парижа не всегда были столь несуразны. Он, например, приказал перенести лошадей Гольома Кусту, украшавших заброшенные сады Марли, на площадь Согласия, где они находятся и поныне.
Давиду принадлежит еще ряд проектов по реконструкции городов, говорить о которых мы лишены здесь возможности.
27 июля 1793 года Давид вносит в Конвент предложение о создании в Луврском дворце «Музея искусств». Он предполагает собрать в этом музее и сделать доступным обозрению публики не только картины из королевских дворцов, но и предметы искусств, секвестрированные у церкви.
Живейшее участие принимает Давид и в организации музея и в выборе хранителя среди престарелых художников. Доклад Давида о музее, как сокровищнице художественных ценностей, в части, касающейся Фрагонара, назначенного хранителем музея, весьма трогателен: <
«…Фрагонар посвятил остаток своей жизни хранению шедевров, в увеличении числа которых он принимал участие в своей молодости».
Эти слова Давида опровергают весьма часто бросаемые ему обвинения в узости взглядов и фанатизме.
Гравер Сержан, тоже член Конвента, вносит, по инициативе Давида, предложение и добивается ассигнования миллиона ливров на приобретение картин, чтобы сохранить их для республики и не допустить продажи за границу. Таким образом, под влиянием Давида были приобретены для Лувра: один портрет Рубенса, «Святое Семейство» Рембрандта и «Трапеза» Иорданса — три картины, которые никак не обнаруживают эстетического направления диктатора художественной жизни Франции.
Давид пишет ряд докладов относительно организации музея, наблюдает за установкой картин, редактирует первый каталог Луврского музея. Он же дает консультации по вопросам хранения и реставрации предметов искусств, относясь с одинаковым рвением к спасению произведений как живописца-философа Пуссена, так и Лорена, Берне, «Богоматери» -Гвидо Рени и «Антиопы»-Корреджо.
В 1793 и 1794 годах Давиду поручается сделать проекты новых мундиров военного и гражданского ведомств. В этих костюмах выявляется очень любопытная черта — новая забота о роскоши и об изысканности. Помпоны, кисти, позументы, вышивки, галуны. Плащи мало отличаются от античных. Мундир, напротив, короткий, стянутый в талии трехцветным шарфом, спускающимся на панталоны в обтяжку, напоминает скорее средние века и начало Ренессанса, чем античный мир. Головные уборы, похожие на персидские или русские шапки, украшены султанами и галунами; такие впоследствии носили офицеры наполеоновской гвардии. Образцы их формы, бесспорно, вдохновлены рисунками Давида, хотя, по-видимому, непосредственно к ним не обращались.
Реакция после термидора обвиняла Давида — члена Конвента- в том, что он, заняв место за столиком Кафе де ля Режанс, сделал зарисовки осужденных, отвозимых на место казни. Это обвинение казалось бы совсем необоснованным, если бы в Национальной Библиотеке не сохранился набросок, изображающий Марию-Антуанетту, когда ее везли на эшафот. Рисунок этот по лаконизму, простоте и выразительности может почитаться образцом наброска с натуры. Мария-Антуанетта, показанная на стольких портретах во всем блеске молодости и наряда, дана Давидом с исключительной правдивостью. Королева также высокомерна, несмотря на связанные за спину руки, колпак и неровно остриженные перед казнью волосы. Ее рот с опущенными углами искажен гримасой непреоборимого .отвращения ко всему окружающему, презрения к прошлому и настоящему; при этом выступает ее природный недостаток в строении нижней губы. Давид сумел передать этим наброском, сделанным в несколько минут, этим психологическим документом необычайной силы, самый дух той, которую народ давно уже прозвал «австриячкой». Художник при этом мало считался с принципами Винкельмана, с «идеалом прекрасного» греков и римлян.
Кроме портретов «трех мучеников»-Лепелтье, Марата и Бара, — Давид в 1793 и 1794 годах написал еще ряд портретов. Портрет Антуанетты Шарпантье — первой жены Дантона (Музей в Труа). На голове у нее высокий кружевной чепец, черное платье с белым фишю очень элегантно, но лицо на короткой шее грубо и неприятно. Давид безжалостно передал его, не смягчив лестью безупречный рисунок. Затем портрет, более любезный к оригиналу и очень выразительный, сестры Карла Берне — Шальгрен (Лувр). В городском Леманском музее хранится чудесный портрет члена Конвента — Мишеля Жерар с семьей.
Три гентские дамы
