Картина, писанная маслом, иначе интерпретирует отношения Гамлета и Офелии: тут она горестная, чуть ли не траурная, ресницы опущены, глаза не видны, вся фигура выражает если не страх за Гамлета, то, как минимум, острое сострадание к нему. Гамлет же, повзрослевший в сравнении с акварельным наброском (там он почти мальчик, юнец, тут зрелый мужчина), снова направил свой взгляд за пределы картины, но смотрит теперь мимо нас. Он провидит будущее, и сумрачная готовность к трагедии начертана на его лице. Тем резче выражено абсолютное одиночество Гамлета, которого ничья любовь не спасет. Офелия рядом, но душа принца для Офелии закрыта. В обоих случаях Гамлет Офелию не замечает. Равнодушная или сострадающая, она для него не существует. Ее нет.

Зато нас не покидает острое ощущение присутствия самого художника и в акварельном эскизе, и в более поздней картине. Расстояние между личностью живописца и его моделью сокращено настолько, что «я» Гамлета и «я» Врубеля между собой сливаются. Ощущение «авто-портретности» врубелевского Гамлета усугубляется тем, что композиция полностью высвобождена из-под власти исторического декора и лишена малейшего намека на театральность.

Врубелевский Гамлет не из театра пришел, он исторгнут из трагедийного сознания художника. «Внутренний портрет», в котором современный художник и создание шекспировской фантазии слиты воедино,- своего рода исповедь художника, переживающего мучительный духовный кризис.

Предыдущая статьяНемного о живописи: почему масло популярнее акварели?
Следующая статьяПАНТЕИСТИЧЕСКИЙ МИСТИЦИЗМ РАННИХ РОМАНТИКОВ