Взятые вместе, два эти портрета отражают некие истинные основы искусства портретиста. Оба портрета Спенсера смотрят на нас с пронзительным откровением. Они представляют собой два разных этапа его карьеры, но вопреки разделяющей их дистанции в 46 лет оба свидетельствуют об искренности автора и его живом интересе к миру образов, который он переносит на бумагу. На портрете юного Спенсера мы видим устремленного в будущее и самонадеянного человека. Второй портрет создан в последний год его жизни, наравне с ощущением смерти в нем чувствуется смирение.
Одним из достоинств Спенсера была его решимость ничего не упустить и как можно больше показать. Реализм подобного типа труден, но притягателен для художника по причине проблем технического характера, от решения которых зависит, насколько осязаемым будет казаться человеческое лицо.
На одном из лучших собачьих портретов XX столетия, написанном английским скульптором и живописцем Люцианом Фрейдом (род. в 1922 г.), мы видим жену художника Кити с белым бультерьером, разлегшимся на подоле ее платья. Оригинал выполнен темперой, очень кропотливой техникой, когда кистью водят почти как карандашом, сам по себе такой способ очень хорош для карандашного копирования, как показано здесь. Фрейд действительно создал портрет жены, но собака выписана с такой четкостью, что едва ли не подменяет героиню. Единственное, что удерживает внимание зрителя на женской фигуре, — это одна ее обнаженная грудь и огромные блестящие глаза. Сотни мелких штрихов понадобились для того, чтобы передать в этой копии гладкую, но густую собачью шерсть.
Передача текстуры звериной шкуры или осязаемости платья нередко становятся тем этапом, когда художник может похвастаться своими умениями создать рисунок не менее убедительный, чем фотография. Скрупулезная проработка подобным образом больших текстурированных пятен часто может стать самым мощным средством, позволяющим убедить зрителя в реальности изображения.
Фрагмент драпировки нарисован по эскизу Леонардо да Винчи. Благодаря исполнению в скрупулезной технике тушью в сочетании со штриховкой он дышит классикой. Тонко заостренное перо само по себе очень подходит для подобного рода рисунков, кроме того, для достижения желаемого результата здесь понадобились перья двух разных размеров.
На этих двух страницах мы видим, как одной только графикой можно передать человеческое тело, будь оно одето либо — другая крайность — обнажено до такой степени, что выглядит далеким от реальности. Такая удивительная переменчивость в использовании одежды для написания портретов или представления фигуры в ложном свете наблюдалась на протяжении всей истории; что касается костюма, то веками художники бросались из одной крайности в другую.
Здесь немецкий художник Отто Грейнер, одев модель подобным образом, ясно дает понять, как смотрится женская фигура, задрапированная в ткань, подчеркивающую ее формы. Поперечные морщинки и складки плотно облегают тело, не скрывая откровенных очертаний торса, тогда как мягкие, крупные складки, драпирующие ноги, не скрывают их положения, но упрощают, придавая им откровенно геометрические очертания так, что ноги становятся границей плоскости платья.
На фигуре, позаимствованной у Люциана Фрейда, надеты плащ, джемпер и брюки, совершенно скрывающие ее нижнюю часть. Единственными четкими характеристиками фигуры являются плечи и согнутая рука, по виду которых можно сказать, что человек довольно худощав. Плащ — довольно широкий и плотный, поэтому висит складками. Брюки — тоже свободные и бесформенные, может показаться, что под одеждой прячется только скелет. Нелегко увидеть подобный образ, скрытый костюмом, но Фрейд — талантливый художник, которому к тому же удается создавать некую осязаемость человеческой фигуры.
Этот рисунок сделан по древнейшему в мире натюрморту — римской мозаике. Древнеримский художник аккуратно скопировал кусочки оставшейся после пира еды, которые, возможно, упали на пол во время приема пищи. Из аккуратно нарисованных раковин морских ежей и моллюсков, чешуек и косточек от оливок и фруктов, веточек виноградной лозы и остатков обглоданных костей сложился очень интересный непрерывный узор.
Эти яйца и горшки тоже взяты с одного из древнейших и дошедших до наших дней натюрмортов — фрески со стены в Помпеях, сохранившейся поныне после извержения вулкана Везувий, залившего город лавой и засыпавшего его пеплом.
Непривычно иметь дело с такой древней живописью, но крайне любопытно осознавать, что античные художники отлично знали все приемы создания оптической иллюзии и умели изображать мир не менее реалистично, чем это делали художники эпохи Возрождения.
Два примера «обманки»: одна — классическая, ограничивающаяся изображением предмета в окружении нескольких других тщательно подобранных объектов, правдоподобно выделяющихся на плоском, темном фоне; а вторая — достаточно современная, где художник приближает предметы к лицу зрителя так, чтобы нам не с чем было их сравнить, полностью овладевая таким образом нашим зрительным восприятием.
Этот очень простой рисунок сделан по картине великого французского мастера натюрморта Жана Батиста Симеона Шардена (1699-1779), который при жизни был настолько популярен, что многие коллекционеры приобретали его работы не реже, чем более сложные композиции, представленные художниками на парижских Салонах. На рисунке мы видим фрукт, воду и цветок. Горка смородины в корзинке служит необычной фокусной точкой композиции, а стакан с водой и цветок придают рисунку ощущение чистоты.
Американская художница XX столетия Джорджия О’Кифф (1887-1986) нередко изображала огромные цветы, фрукты или предметы. На этом рисунке мы видим несколько лежащих яблок, не образующих никакого узора, просто ряды фруктов заполняют рисунок от одного края до другого и сверху донизу. Эффект приближения такой простой композиции создает совершенно иное впечатление, нежели натюрморт, исполненный в более классической манере.
Неодушевленные однотипные предметы способны придать изображению достоверность, так как в массе создают эффект повторяемости, смягчая наше требовательное восприятие.
Композиция, созданная великим художником XVIII века, состоит из полок, заваленных нотными сборниками и отдельными листами с музыкальными записями. Она отсылает нас к музыкальной тематике, но претендует на эрудицию, поскольку говорит о рабочем месте композитора, поставляющего исходный материал, который, возможно, будет исполнен на музыкальных инструментах.
На натюрморте с морскими раковинами голландского художника Адриана Курте (ок. 1685-1723) вообще не видно моря. Элегантная красота наружных остовов морских созданий делает картину по-своему притягательной, не говоря о ее скрытом смысле, вызывающем приятные ассоциации с океаном.
Типичная шутка в стиле тромплея, когда разочарованию действительно сопутствует приятное ощущение.
Картина фламандского живописца Корнелиуса Гийсбрехта (ок. 1610-ок. 1678) представляет собой один из самых необычных и любопытнейших образцов натюрмортов, какие я когда-либо встречал. Создается впечатление, что это перевернутый подрамник, но на самом деле этот образ выполнен в стиле обманки, он написан на поверхности холста. Обратная сторона предположительно выглядит точно так же, но является настоящей обратной стороной картины. Чудесная шутка, все прелести которой, наверное, лучше видны на картине, чем на рисунке, но я не смог устоять и включил в книгу этот замечательный пример построения натюрморта, заигрывающего с реальностью.
Красиво раскинувшийся пейзаж (по картине Коро) в Верхней Савойе. Границы обзора довольно широки, вдали мы видим хребты гор. Ближе к нам расположены высокие деревья с пышной листвой, а на переднем плане — идущее под уклон голое, обрамленное травой и низкорослым кустарником вспаханное поле. Размашистое движение от верхнего левого угла к нижней правой части картины уравновешивается большой группой деревьев слева от центра.
Коро был искусным пейзажистом, писавшим в нежной и изысканной манере. Он стремился передать мягкую текстуру покрытых листвой деревьев и других растений. Глядя на его картины, всегда веришь, что перед глазами — правдивый пейзаж.
Если вы пробуете правдиво передать небо, всегда возникает проблема с изменчивой формой облаков и освещенностью. Легче всего, конечно, написать совершенно чистое небо, но намного интереснее попытаться изобразить нечто большее, чем просто ясную погоду. Ощущение реальности, которое можно выжать из темных туч, захватывает художника, так как он или она по праву позволяют себе надеяться, что остальная часть картины также будет смотреться более достоверно. Между тем изображать облака сложно из-за их воздушной природы, вы рискуете сделать их слишком тяжелыми, испортив тем самым впечатление от рисунка.
Некоторые эскизы, как этот, оригинал которого принадлежит голландскому мастеру Виллему ван де Велде II Младшему (1633-1707), интересны ученым не менее, чем художникам, и отчасти служат для классификации и тщательного описания природных явлений.
На рисунке, сделанном по картине английского художника Александра Козенса (1717-1786), самое интересное впечатление производят облака.
Три видимых слоя облаков создают эффект глубины, а большое скопление на горизонте заставляет ощутить их почти материальную массу.
Как и многие другие английские и американские художники, Джозеф Мэллорд Уильям Тернер мастерски пользовался эскизами с изображением облаков для выстраивания блестяще скомпонованных пейзажных сцен. Обратите внимание на великолепно переданное движение скручивающегося в воронку воздуха, которое Тернер не раз использовал в своих великолепных пейзажах, в том числе и морских.
