Содержание термина «масштабность» напрямую связано с вопросами композиционного единства объемно-пространственных форм среды разного типа. Особый интерес этой проблематике придают следующие соображения:
а) сама эта категория насыщена эмоционально-образным содержанием;
б) для достижения близких вариантов масштабных ощущений можно использовать совершенно несходные приемы и средства;
в) масштабность (соразмерность частей и целого с человеком и целями проектирования) есть одно из условий гармонизации средовых впечатлений и состояний.
Напомним, что в средовых композициях мирно сосуществует несколько уровней масштабности — от «космического» (героического) до «камерного» (интимного). И человек строит свои отношения со средой — подчиняется ей, господствует в ее пределах, игнорирует (не замечает) ее или чувствует себя здесь комфортно — в зависимости от того, какая градация масштабности доминирует в данных средовых впечатлениях.
Иначе говоря, категория масштабности, наряду с характеристиками эмоциональной ориентации, является ведущей в становлении образа среды.
Поэтому ключевым моментом средоформирования является умение сознательно и определенно выбрать (установить, генерировать) те масштабные показатели, которые нужны и потребителям, и проектировщикам «в нужном месте в нужное время». Что достаточно сложно, т.к. среда современного города представляет собой систему пространств, наполненных разными процессами и их аксессуарами, впечатления от которых постоянно сталкиваются и перекликаются, деформируя или дополняя друг друга.
Не секрет — нынче крупный город почти потерял то наивное ощущение человечности, которое составляет секрет очарования городов исторических — Мурома, Коломны, Звенигорода, где главное не памятники, а особое чувство комфортности. Потому что они масштабны человеку, чего не скажешь о городах крупных.
В среде больших городов есть три физических «носителя» чувства масштабности, образующих вместе неповторимую «масштабную шкалу», маркирующую атмосферу городской жизни.
Первый — пути, образования по функции линейные, когда-то узкие, рассчитанные на редких прохожих и санные экипажи. Ныне вынужденно огромные, что предопределяют скорость машины, радиусы разворотов, число полос движения и то обстоятельство, что их модуль — движущийся автомобиль, т.е. перемещающаяся условная площадка размером 8×50 м. И очень стабильные, консервативные, как говорил доктор архитектуры А.Э. Гутнов — «каркас».
Второй — застройка. Явление еще и сегодня предельно разнообразное в соответствии с плюрализмом функций и обстоятельствами истории. И — в конечном счете — ячеистое (или сотовое), т.к. привязано к модулю «человек функционирующий», обеспеченный пространством и набором орудий для реализации таких предназначений как быт, отдых, работа. То, что Гутнов называл «ткань».
Третий носитель — оснастка, которая нужна человеку для действия: реклама, скамейки, ступеньки, стулья, чашки, газеты, часы, цветы и пр. По Гутнову — плазма, неотъемлемая часть «человека функционирующего», но дифференцируется его действиями на ряды, группы, комплексы, привязывающиеся к носителям первого и второго уровней, следуя или противореча их контурам и структурам.
Каждый из носителей масштаба тяготеет к собственной пространственной зоне: первый — к уровню земли, второй тянется к небу, третий зависит от первых двух. И каждый несет свою миссию: один служит коммуникацией между процессами, другой обеспечивает место для их реализации, последний позволяет ориентироваться в путанице этих процессов (ибо любое дело всегда связано с реальными предметами).
И все три участвуют в формировании масштабности городской среды — качества, которое не имеет промежуточных оценок: среда или масштабна, или нет. Если это сделано нарочно, с умыслом — среда либо подавляет, либо комфортна, либо возвеличивает. Иными словами, делает с нами то, что хочет художник-архитектор-дизайнер.
К сожалению, в последние десятилетия в этом плане все в городе идет «как получится». Поскольку профессиональному пониманию категории «масштаб» наша школа не учит, а жизнь стихийным формированием чувства масштабности в среде — не балует. Достаточно вспомнить периферийные районы Москвы Выхино, Жулебино или монстры вроде площади Гагарина. Сегодняшний крупный город — кроме доставшихся от XIX века центральных кварталов-лишен мало-мальски выстроенной «композиции масштабов», даже элементарной масштабной доминанты.
Правда, в Москве «третье кольцо» внесло, наконец, в рыхлую вязь московских визуальных противоречий четкий масштабный ориентир. Причем ориентир абсолютно современный — по нужности, технологиям, формам, даже — конструкциям. Поэтому «третье кольцо» останется вехой московского образа как Казаковский ампир, высотки или мавзолей. Ибо эпохи всегда имеют свой символ, созвучный образу жизни и этапу развития цивилизации.