Как сейчас помню этот незабываемый флигель шлейсгеймского дворца, где в двух комнатах были развешаны странные для того времени большие холсты, пугавшие своим непривычным видом случайно попадавшего сюда туриста.
Комнаты эти были всегда на запоре, и надо было обращаться каждый раз к одному из служителей с просьбой открыть дверь, чтобы посмотреть картины. Необходимость специальных разрешений еще более суживала круг лиц, проникавших в это своеобразное хранилище.
Живопись Маре, неуклюжая по внешности, почти беспомощная по технике, приближающаяся по фактуре скорее к скульптуре-до того рельефна ее поверхность от нагроможденных слоев красок, — поражала нас, тогда еще юнцов, недавно окончивших Академию художеств, прежде всего уже тем, что она была абсолютно не похожа на все остальное, нам известное. Но мы были зачарованы не только потому, что перед нами открылся совершенно новый мир, но и потому, что мир этот оказался неожиданно прекрасным, и чем дольше мы в него всматривались, чем больше в него углублялись, тем заманчивее он становился, тем яснее вырастало перед нами могучее и вечное, лежавшее в искусстве Маре. Музыкальность композиций, чарующий ритм, гармония красок, монументальность стиля — все это говорило нам, что в лице незадолго до того умершего художника Германия потеряла, быть может, самого замечательного мастера стенописи за весь XIX век, равного которому не было и во Франции. Сравнение Маре с Пюви де Шаванном, по всеобщему признанию, величайшим из художников, писавших для стены и на стене, говорит во всяком случае не в пользу последнего. Любопытно, что Маре нашел себя только после поездки в Испанию и во Францию в 1869 году. Париж оказал на него свое живительное действие.
Когда стоишь теперь в зале Маре в мюнхенской Новой пинакотеке, куда его картины перенесены из Шлейсгейма, испытываешь глубокое волнение от созерцания этого прекрасного, подлинно античного мира стройных видений грез художника, не опошленных ни одним общим местом, ни одной чертой ходячей моды. Такие произведения, как декоративное панно-триптих «Геспериды», могут стать рядом с первоклассными картинами старых мастеров.
