Как моды на платья, они в данную минуту смешноваты, но, вероятно, со временем, на большем расстоянии приобретут некоторое очарование прошлого. Сера, причисленный в свое время, не без влияния на то его ранней смерти, к величайшим художникам Франции, также оставляет равнодушным.
И вот мы в шести последних, новейших, залах. Уже предыдущие два знаменуют явное падение, в этих оно еще стремительнее. Собранная здесь «молодежь» отличается довольно относительной юностью: каждому из столпов модернизма под шестьдесят лет. Матисс нам хорошо известен по московским собраниям, и три его люксембургские картинки совсем его не представляют.
Москвичи могут сказать, что знают его много лучше. Одна вещь Ле Фоконье, одна Брака и по две Фриеза, Дерена, Ла Френе, Ван Донгена, Люка Альбера Моро, Сейссо, Дюнуайе де Сегонзака, Вламинка, Сюзанны Валадон и Мари Лорансен дают представление об этих художниках, известных и у нас.
Очень в моде Вламинк. Не только сам он, но и вся его группа213 и представляемая ею линия, идущая от кубизма к изломанному реализму, есть модная линия, тянущаяся из Парижа в Бельгию, Голландию, Германию и в Скандинавские страны. Немного сдвинутое, слегка размазанное, чуть-чуть непонятное — это ничто иное, как подогретое блюдо былого воинствующего кубизма, приготовленное специально для соответствующей публики, которую оно уже более не отпугивает. К этой линии примыкают Отто Фриез — наименее даровитый из группы, Андре Дерен, Ван Донген, Люк Альбер Моро и Ла Френе. Больше всех изменился, почти уйдя от кубизма, хотя был одним из его зачинателей, Дерен, любимый портретист парижского Салона. Но какой ужас все эти портреты, неграмотные по рисунку, скверные по живописи и вдобавок не похожие, насколько я мог судить по пяти-шести из них, на живые оригиналы, которые мне известны.
Еще большей популярностью в качестве портретиста пользуется бельгиец Ван Донген, являющийся для высших финансовых кругов тем, чем были некогда Бенжамен Констан или Бенар. Он живописец элегантных буржуазных женщин, и, может быть, оттого так бесконечно испошлился, оттого все его портреты — сплошное общее место. Но почему же нет ни тени пошлости в портретах светских львиц, писанных когда-то Мане и Ренуаром?
