Сравнение картины, явно принадлежащей одному из последователей Леонардо, со статуей берлинского музея не оставляет никаких сомнений в их близости и даже больше — в зависимости статуи от картины.
В последнем особенно убеждает одна курьезная особенность: копируя голову Флоры, повернутую на картине в три четверти влево от зрителя, Лукас добросовестно вылепил и две розы в волосах, видные над левым ухом и у среднего пробора, но не догадался или забыл вылепить третью, которую, конечно, сделал бы каждый скульптор эпохи Возрождения, не переносивший асимметрии.
Аргументы оказывались настолько сильными, что совсем не считаться с ними стало невозможным. Тогда Берлин выдвинул следующую версию: к Лукасу какими-то судьбами попала статуя Леонардо, с которой и была некогда написана картина Моррисонов. Что это очень старая вещь, ясно говорит сильно пострадавший материал статуи (воск) и утраты: нет вовсе рук, уцелела только одна кисть, лежащая и сейчас под стеклянным колпаком у пьедестала статуи.
Но из Лондона сыпались на Берлин удар за ударом, один сокрушительнее другого. У Лукаса сына нашлась фотография с «Флоры», сделанная в 1860-х годах, еще при жизни отца, когда статуя стояла у него в мастерской, так как антиквар отказался от нее и сделка не состоялась. На этой предательской фотографии ясно видны обе руки, совершенно не тронутые, и заметна чистая, гладкая поверхность воска.
Берлин еще раз вывернулся из затруднения, заявив, что Лукас реставрировал старую статую, несколько почистив и полировав ее. Но тут обрушился самый неприятный удар. Старик Уайтборн вспомнил, что Лукасу приходилось воск наслаивать пластами и он жаловался на плохое качество новых восковых свечей, которые он брал на материал и которые изготовлялись с примесью какого-то модного тогда суррогата.
