Заявление произвело впечатление удара грома из безоблачного неба. Все насторожились и стали выжидать дальнейших событий. Ни для кого не было секретом, что двадцать пять покупок из числа тридцати трех были проведены самим Майер-Грефе. Коллекционеры потянулись со своими «Ван Гогами» на открывшуюся уже выставку собрания Креллер-Мюллер, прося ее организатора, Юсти, дать свой отзыв. Этим путем в его кабинете собралось до пятнадцати подделок, и он получил возможность углубиться в это новое скандальное дело.
Газеты молчали. Было очевидно, что, дав место разоблачениям, они подвергнут большим неприятностям целый ряд влиятельных лиц, с которыми так же неудобно ссориться, как с Боде во времена скандала с «Флорой».
Роль Паули на этот раз взял на себя Юсти, попавший совершенно в такое же положение, как в свое время тот: ни одна газета не хотела быть застрельщиком, пока не удалось убедить выступить в этой роли. Статья Юсти, саркастическая и злая, беспощадно вскрыла всю историю этого отвратительного дела.
Мой приезд в Берлин совпал с самым началом сенсации, и я получил приглашение Юсти приехать на выставку и посмотреть эти вещи рядом с оригиналами. Две картины он выставил в залах среди креллеровского собрания для всеобщего обозрения, сделав под ними соответствующие надписи. Владельцы остальных тринадцати вещей не дали разрешения выставить свои картины для публичного осмеяния, но не возражали против того, чтобы оставить их на некоторое время для лабораторной проработки вопроса в кабинете директора, где они были мне любезно им показаны.
О двух подделках, висевших на выставке, говорить не приходится: не подлинность их была до того очевидна именно благодаря непосредственному соседству с оригиналами, что казалось невероятным, как можно было, при каких бы то ни было условиях, принимать их за подлинные. У Ван Гога каждый мазок органичен, логичен и выразителен, здесь эти мазки случайны и мало или ничего не выражают; там они смелы и уверенны, здесь робки и вялы, там — объединенная единой волей артиста цветовая ткань рожденного в глубине чувства произведения, здесь досадные провалы, пустоты, блуждания.
