Своих новых друзей, простых и добросердечных, он научился любить и ценить больше прежних, и деревенские избы предпочитал роскошным мастерским художников-магнатов.
Сейчас Германия отдает себе отчет в том, какое огромное явление она в свое время недооценила, вернее, просто не заметила, какого большого живописца проглядела. Лейбль занял, наконец, подобающее место в немецких собраниях, из-за каждого приписываемого ему клочка живописи дерутся десятки музеев и сотни коллекционеров, издаются одна за другой его монографии, публикуются мемуары о нем. Все это стало возможным только после того, как совершился знаменательный поворот Германии в сторону Франции, только после того, как все яснее становилась решающая роль французского искусства в художественной жизни немецкого общества.
Словно сговорившись, немецкие музеи и частные собиратели, которых наплодилось, как никогда раньше, не покупают ничего, кроме старых мастеров и современных французов, или тех, кто в моде во Франции. То же надо сказать и о торговцах картинами, держащих у себя только «парижский товар», то же и об аукционах, где цены делают либо «старики», либо французы. Есть отчего приходить в негодование и впадать в отчаяние коллекционерам доброго старого времени, дожившим до наших дней. Уплачивая когда-то десятки тысяч за «тирольцев» Дефреггера, «монахов» Грюцнера, «молящихся девушек» Габриеля Макса, «фавнов» Штука, «Бисмарков» Ленбаха и «нереид» Беклина в надежде оставить своим наследникам кругленькое состояньице, они в один прекрасный день поняли, что прогадали — не то собирали.
Мне пришлось встречаться с такими неудачниками. Надо ли говорить, как они рвут и мечут, обвиняя современную Германию в отсутствии элементарного патриотизма, в постыдном раболепстве перед вырождающейся нацией, позволяющей себе нагло глумиться над здравым немецким смыслом.
