Одним из могучих средств воздействия на массового зрителя и воспитания его вкуса является широко поставленная лабораторно экспозиционная работа музеев. Музейная экспозиция есть величина не постоянная, а переменная. Сегодня развеска рассчитана на акцентировку одной идеи, завтра — другой.
Музей непрерывно организует выставки то старых мастеров, то новых, то групповые, то персональные. Такая неустойчивость экспозиции нервирует посетителя, никогда не могущего найти своих любимых картин, то и дело перевешиваемых или отправляемых в недоступный запас. Но, при известном музейном такте и хорошо организованных запасных залах, недостаток этот легко устраним.
В современной Европе едва ли сейчас можно найти музееведа, который не был бы убежден в равноценности и равноправии старого и нового искусства. От этого сознания недалеко до признания ценным (уже без разбора) всей новейшей художественной продукции.
По поговорке «обжегшись на молоке, дуют на воду», немецкие музееведы и искусствоведы набрасываются на всякую новинку с крайне левым с виду уклоном, чтобы только не проглядеть нового Лейбля. Надо ли говорить, что из этой неистовой охоты за всякими кричащими по замыслу, форме или цвету холстами ровно ничего, кроме конфуза, не получается, что новые гении развенчиваются с такой же быстротой, как и возносятся.
Но тут уж ничего не поделаешь: немецкий музейщик так пресыщен всем обыкновенным и простым, что без острых приправ уже ничего не воспринимает. Зная из истории живописи XIX века, что ни одно подлинно значительное явление не было своевременно понято и оценено, они всюду ищут самого непонятного, даже сумасбродного — принимал же когда-то весь свет Сезанна и Ван Гога за сумасшедших.
Я наблюдал этих людей на выставках, видел, с каким презрением они отворачиваются от отличных вещей только потому, что они не подходят по своему скромному языку ни к одному из утвержденных «измов», и, наоборот, восторгаются невероятной пошлостью, преподнесенной каким-нибудь ловким шарлатаном модернизма.
