Как Ван Гог ценил первого, видно из следующего письма к брату, приславшему ему несколько гравюр с картин Милле: «Ты несказанно обрадовал меня присылкой этих Милле. Я с увлечением работаю над ними, давно уже не видя ничего художественного, я просто сдурел. Но это меня освежает. Я уже окончил «Вечерний звон» и работаю сейчас над «Копальщиками» и маленьким «Сеятелем».
Как и для чего Ван Гог писал целые картины по гравюрам с известнейших произведений других мастеров, мы также узнаем из его писем к брату: «От нас, художников, требуют, чтобы мы всегда сами компоновали и были бы только композиторами. Хорошо, но ведь в музыке не так, и если кто-нибудь играет Бетховена, он непременно вкладывает в его произведение нечто свое. В музыке, и прежде всего в пении, интерпретация композитора — не последнее дело. Особенно во время болезни стараюсь я делать что-нибудь, что меня утешает или особенно радует. Я беру белое или черное у Делакруа или Милле, или ставлю их работы перед собою в качестве образцов. По ним я импровизирую красками, но само собою разумеется, что при этом я не остаюсь вполне самим собою, вызываю в себе воспоминание об их картинах. Но воспоминание отнюдь не парализует созвучие краски, которое нахожу в собственном чувстве, не заботясь о том, отвечает ли оно оригиналу или нет. Это и есть моя интерпретация. Я напал на это случайно, но нахожу, что оно поучительно и прежде всего утешительно. Кисти бегают в моих пальцах с такой же быстротой, как смычок по струнам скрипки, доставляя мне несказанное удовольствие».
Среди пейзажей последнего периода очень значительны те, в которых Ван Гог разрабатывал тему кипариса, увлекшего его своей красотой и стройностью. В июне 1889 года он пишет о своем новом увлечении брату: «Меня все время особенно занимают кипарисы, мне хочется из этой темы сделать нечто вроде «Подсолнухов», ибо меня удивляет, что их до сих пор еще никто как следует не видал; по линиям и пропорциям это так же прекрасно, как египетские обелиски». В ближайшем вслед за тем письме он добавляет: «Работаю над картиной с кипарисами, с несколькими снопами пшеницы, с диким маком, с небом, пестрым, как шотландская шаль. Все это очень густо наложено, как у Монтичелли».
