Такие контракты заключал еще старик Дюран-Рюэль с некоторыми из старых импрессионистов, а в настоящее время подобная практика вошла в повседневную жизнь. Только немногие из самых известных мастеров, вроде Матисса, сохранили свою свободу и не пошли к торговцу.
На первый взгляд, при этой системе интересы художника и маршана как будто совпадают, почему большинство художников, особенно не успевших еще создать себе имени, не только охотно идут на такие контракты, но и мечтают о них, как об единственной возможности спокойно и, главное, не впроголодь работать. Маршану выгодно раздувать всеми силами репутацию законтрактованного им мастера, поднимая его тем самым в цене. У маршана есть для этого такие средства и способы, которыми художник не обладает: к его услугам налаженный аппарат торговли, связи с другими торговцами во Франции и за границей, «добрые отношения» с печатью и т. д. Со своей стороны, художник избавляется от всяких хлопот о хлебе насущном, сохраняя время и силы для прямых занятий искусством.
Эта общность интересов, однако, мнимая. Я уже не говорю о той деликатной стороне денежных взаимоотношений, которая в среде художественной богемы приводит к положениям, аналогичным в практике ростовщичества, — в конце концов, это дело слабости воли, и не будь маршана, художник с не меньшим успехом мог бы попасть в лапы ростовщика,- но нельзя отрицать, что художественная контрактация, в условиях массовости и при несомненной организованности эксплуататоров, неизбежно должна привести к умалению роли художника и одновременному росту влияния маршана не в одной коммерческой, но и в чисто художественной области. Некогда художник тянул за собой покупателя, сейчас нередки случаи, когда торговец «подтягивает» к себе художника. И прежде искусство, всегда кому-нибудь служившее, не было свободным, теперь его свобода стала еще проблематичнее. Да и о какой свободе может идти речь, если хозяевами рынка являются владельцы огромных капиталов, склонные по самой, так сказать, природе своей диктовать свою волю.
