Различие оттенков заключается только в степени преображающей воли а: одни преображают природу менее решительно, другие – энергичнее.

Все течения, последовательно сменявшие друг друга, наложили на новейшее свою печать, от всех оно нечто в себя приняло. От а — нелюбовь к определенности граней, от а — пристрастие к сдвигам и деформации. Всматриваясь в некоторые истские приемы, не можешь отделаться от чувства, что авторы, умеющие рисовать и строить человеческую голову и фигуру, нарочно притворяются, будто разучились или никогда не умели, Это видно на многочисленных примерах. Достаточно указать хотя бы Шарля Герена, как мы знаем, прекрасного рисовальщика, намеренно деформирующего в последних своих вещах фигуры дам, тщательно прорисованные им в 1890-х годах. Со своей точки зрения он прав: иначе ведь никакого а не получится.

Но особенно разителен пример Александра Яковлева, неожиданно превратившегося из крайне правого в левого художника. Произошло это, правда, несколько иначе, чем это совершается обычно. Яковлев был в 1928 году в Помпеях, где на него произвели огромное впечатление фрески древнеримских художников, сохранившиеся в некоторых домах. Их бытовая тематика, смелая техника, простота приемов и лапидарность языка толкнули Яковлева на изображение бытовых мотивов из неаполитанской жизни, к которым он применил высмотренные у римлян приемы. В результате он пишет большую серию картин и выставляет их на собственной выставке в 1929 году. Она имела огромный успех и принесла автору целое состояние.

Яковлев явно старается забыть свой блестящий , пряча редкое для нынешних дней умение владеть ом, линией, движением под небрежно набросанными пятнами и намеренно деформированными контурами. Так как он талантлив, то это выходит, пока что, неплохо, весело и смотрится с удовольствием. Но, не будучи живописцем по природе, он лишь относительно освежает свою палитру, применяя широкую трактовку темперной техники. Кроме того, временами он слишком сближается с новейшими итальянцами.

 

ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ ИНТЕРЕСНОЕЩЕ ОТ АВТОРА